В рамках флешмоба "10 лет", взятого у  Старушка

2013
Мне 43 года. Живу с мужем, 20-летней дочерью и с мамой в Мытищах. В трехкомнатной квартире, купленной за две проданные в Ростове и еще за миллион денег, взятых в долг, которые мы пока не вернули. Есть старшая сестра, которая живет далеко, и которую мы все очень любим. Работаю в институте РАН. Только что защитила докторскую диссертацию по физ-мат наукам (степень мне еще не присудили)). После защиты, когда у меня чуть-чуть развязались руки, начала потихоньку преподавать цигун. Стараемся с мужем посещать дымящиеся очаги культуры по выходным в Москве. От всего этого я иногда испытываю эйфорию, а иногда погружаюсь в кислую апатию. Основную же часть свободного времени занимает сообщество eek.diary.ru/
(Это я скорее себе на будущее, потому что потом явно мне будет помниться всё иначе).

2003
Мне 33 года. Возраст Христа (как ни пошло это звучит...) Очень тяжелый и одновременно какой-то очень воздушный, прозрачный и прорывной год. Я живу в Ростове — прямо в самом центре. С мамой, мужем и дочерью. И в начале года еще с папой... В четырехкомнатной квартире, окна которой выходят на парк. В парке по деревьям прыгают белки. Можно мыть посуду, уставиться в окно и стоять так, пока не очнешься... В этот год весной, 8 марта, умер отец. И было очень, очень тяжело. Долго...
Работаю я в НИИ рыбного хозяйства. Заведующим лабораторией. Я кандидат наук. Работа мне страшно не нравится, я приговариваю, что у меня скоро начнут расти волосы в ушах... И занимаюсь цигун. И именно в этот год занятия начинают приносить удивительные плоды. Я пишу книгу "Путь: шествие дилетанта"; ее тут же принимают в печать в киевском издательстве "София". Я обретаю очень-очень хорошего друга в лице литературного редактора "Софии". Я тонка, легка, с мозгами набекрень, и думаю, жить со мной было непросто...

1993
Мне 23 года. Я замужем. Мы живем в Ростове — прямо в самом центре, в квартире, окна которой выходят на парк. С мамой, папой, сестрой, мужем и только что родившейся дочерью. В двух смежных комнатах в коммуналке с соседкой-алкоголичкой уже на последней стадии. У нее в этом году был "бойфрендом" казак, и в нашей кухне жило, пило, столовалось и лежало вповалку множество постоянно пьяных казаков. А я тут же с розовым младенцем на руках. Нам с мужем и с дочерью моя семья щедрым жестом выделила дальнюю комнату. Сестра ночевала на раскладушке с родителями в проходной комнате. Дочь моя была веселым младенцем, и ночами не спала вообще. Вместе с ней не спала и вся моя семья. У меня от недосыпа начались всякие проблемы со здоровьем. Родители (мои) с мужем (моим) в основном вели бои за новую квартиру (в буквальном смысле — с угрозами стрельбы, пьяными казаками и с противогазами, а также штурмом через окна). И конечно, нечего есть. Ели свекольные котлеты (свекла росла на даче), из муки с водой мама пекла какие-то пышки и иногда пирожки с яйцами и луком или с повидлом... И пили молоко с молочной кухни. Я пила его с молотыми с сахаром семенами укропа. (Этот запах ненавижу до сих пор).

1983
Мне 13. Я живу в Ростове, в центре, с мамой, папой и сестрой в 2-х комнатной коммуналке. Занимаюсь конным спортом. У нас на ипподроме единственное общество, которое брало детей, называлось "Урожай". Они брали детей четко двенадцати лет. Мы ходили к ним в контору лет с 10 проситься... Нас не брали. Но потом мне почему-то сразу стало 13, и меня не взяли опять. Поэтому мы ходили на Динамо, туда, где стояла конная милиция. Откуда-то у нас взялся тренер — 83-х летний Дмитрий Дмитриевич Черкаш. Среди нас ходили слухи, что он служил еще в Первой конной у самого Буденного. И этому легко можно было поверить. Его бича боялись и дети и лошади. За тренировку каждый из нас падал раз по десять: лошади были совсем не детские. Это входило в задачу. Падая, нужно было удержать повод. Нет — бичом по спине. Не столько больно, сколько страшно. Кроме того мы бегали на четвереньках по пахоте. Он бежал сзади с бичом и бил самого отстающего. Это зверство, но за этот год я перестала бояться. Бояться всего — чего бы то ни было: людей, обстоятельств, падения, физической боли, даже бояться своего страха, хотя это было нелегко. Научилась драться ногами. Научилась вспрыгивать на спину галопирующей лошади, научилась вольтижировке, научилась давать отпор в любой ситуации. До сих пор помню, как невыносимо болело всё тело. Всегда. Прочитала тогда же в одной книжке — мемуарах некоего конника, что у него болели даже брови. Подтверждаю. У меня тоже болели...
Очень поучительный год. Школу помню смутно. Была отличницей, чем не горжусь.

1973
Мне 3 года. Я живу в Ростове, в центре, с мамой, папой и сестрой в 2-х комнатной коммуналке. Меня водят к няне, про которую я думаю, что она моя бабушка. Я очень хочу в детский сад, но туда берут только с четырех. Я терпеливо жду, пока мне исполнится четыре. Больше всего в этот период меня удивляют взрослые. Во-первых, они при мне могут говорить обо мне же как о постороннем предмете. Как будто бы я ничего не понимаю. Делаю вид, что не понимаю, чтобы сохранить статус-кво. Еще меня удивляет, как часто они что-то забывают. Я помню каждую минуту своей жизни. Каждое микро-событие. Вообще, взрослые кажутся на удивление глупыми и недооценивающими меня. Иногда я не удерживаюсь и чем-нибудь их озадачиваю. Но чаще удерживаюсь. По радио слушаю радио-няню. Там такая песня: "Радио-няня, радио-няня, есть такая передача. Радио-няня, радио-няня, — у нее одна задача"... Никак не могу сопоставить местоимение "нее" с радио-няней, поэтому каждый раз в голове возникает образ абстрактной "ее" — школьницы-старшеклассницы с русой косой и в очках, склонившейся над тетрадью. В тетради — та самая "одна задача".

кажется, совсем вышла из канона, но что выросло, то выросло...