Что-то одно к одному, и мои воспоминания пошли вразнос.
Очередной пост про школу.
читать дальшеНа этот раз про старшие классы. Преамбула первая, совсем небольшая. Передо мной в этой же школе училась моя старшая сестра. У нас 8,5 лет разница. Учителя, в основном, у нас были одни и те же.
Преамбула вторая, побольше. В средней школе у нас была учительница истории с большим приветом. Я не знаю, какими документами регулируется профпригодность учителей, но у Марипаши (так ее звали абсолютно все) крыша была с хааарошим сдвигом. Она могла посреди урока исполнить нам песню из репертуара Пугачевой. Например, стать в позу и сказать: посвящается одному из учеников вашего класса (мы тогда были в восьмом, уже почти взрослые кони). И после чего с выражением пела "Без меня тебе, любимый мой, земля мала, как остров..." Хорошо так пела. Скандал был только раз, когда она так запела на выпускном собрании. Но и то ничего не случилось. Лицо у нее было как сморщенный чернослив, или даже, точнее, сухофруктная груша из компота. Возраста ее я даже приблизительно не могу назвать. Учили историю мы так: "дети, запомните, не желтые чурбаны, а желтые тюрбаны". Или "Василий Шуйский, а не Василий Чешуйский". Еще из истории помню гуситов-таборитов и гуситов умеренных. На этом мои познания кончаются. За пятерку нужно было преподнести какой-нибудь мини-подарочек или убрать класс. Без проблем.
И вот, пришел, девятый класс, а вместе с ним новая историчка. Лилия Николаевна или Лилёк. С лицом чуть глаже чем груша из компота, но недалеко ушедшим. Непримиримая борцица. И борцица в основном со мной. Тогда я не понимала, за что, за что она меня так не любит. И мне никто не объяснил... Но неважно. Одним словом, эта милая женщина испытывала ко мне очень болезненные чувства. Каждый урок начинался с того, что она вызывала меня, задавала вопрос, вне зависимости от ответа, раскатывала меня тонким слоем, ставила двойку, и после этого, уже умиротворенная, вела урок. Если меня не было, класс дрожал, — тогда она срывалась на всех остальных.
Для примера приведу два последовательных раза. Мы проходим "империализм, последнюю, особую, загнивающую стадию капитализма". То, что мы учим Ленина страницами наизусть, — можно даже не говорить...
А надо сказать, что как ребенок очень наивный, я думала, что это на самом деле я плохая. И я плохо учу. И если я выучу хорошо, она поймет, что я хорошая... И наверное потому, что этот случай открыл мне глаза, его я помню лучше всех. (Из уроков в то время я делала одну историю. Я читала всё, что можно прочитать, и шла на урок). И вот она поднимает меня и задает вопрос: чем занималась Стандард Ойл Компани в такие-то годы? И я начинаю говорить: та-та-та, нефтедобыча, нефтепереработка, бла-бла-бла, с датами, местами, объемами... Ничего сейчас уже не помню, конечно... Она слушает, выразительно подкатывает глаза и обращается к классу. Она всегда апеллировала к классу. Мол, не она такая сука, а посмотрите сами, что она может сделать, когда всё так запущено. И вот она говорит с сожалением: эта девочка никогда не могла отделить главное от второстепенного. Нужно было просто сказать: Стандард Ойл Компани занималась нефтью. Садись, два.
И на следующий же урок, то ли забыв, что было на предыдущем, она опять вызывает меня и спрашивает, чем занималась Стандард Ойл Компани. Я ошарашенно встаю и говорю: нефтью. Повисает напряженная пауза, после чего она говорит: эта девочка опять ничего не знает. Садись, два.
Поводов, чтобы сказать, "садись, два" было всегда в преизбытке. Например, "Назови все страны победившего социализма и их вождей". Покрываясь холодным потом, называю всех. "Ты назвала народные республики после демократических. Это грубейшая ошибка. Садись, два".
Чаще всего после этого я приходила домой и начинала рыдать. Может быть рыдала я реже чем два раза в неделю. Может быть, не всегда рыдала до самого вечера... Ну, одним словом, родители как-то на это не слишком обращали внимание. А может, они и вправду считали, что к истории я не способна.
Пока не случился некий казус. Лилёк вдруг в середине года уехала в санаторий и к нам пришел ее замещать преподаватель из университета. Это был счастливеший месяц (или даже больше)! Поскольку по привычке я читала кучу всякого материала помимо учебника, мы с ним прекрасно разговаривали на уроках. Ему было, судя по всему, интересно, а мне просто до мурашек приятно, что кто-то просто уважает мое мнение. И вот, до его появления против моей фамилии в журнале было 22222, после его появления 5555, и тут Лилёк вернулась, и ряд двоек тут же возобновился. Я стала рыдать пуще прежнего. И тут мой отец не выдержал (хотя понимал всю безнадежность этого предприятия) и пошел к ней выяснять отношения. С фактами в руках в виде этих оценок.
Она ему снисходительно сказала, что университетский преподаватель не знает школьных реалий, не может правильно оценить знаний ученика и всё в том же духе. И потом тем же тоном закончила: вы просто слишком честолюбивый человек! Ваша старшая дочь не получила медаль (из-за нее же), так вы решили, что младшая получит??? Не будет вам никакой медали! Объяснять ей обратное отец не стал, а пошел к директрисе (тоже суке первостатейной, пардон). А она сказала: Лилия Николаевна — секретарь парторганизации. Мы все видим, как она измывается над вашей дочерью, но ничего сделать не можем. Всем привет.
Надо сказать, кстати, что тем не менее у меня пятерка в аттестате по истории )))
В четвертях и в году какой-то хитрой алхимией она выводила мне четверки (по многим, видимо, причинам — не нужны ей были открытые скандалы, а глумилась она столько, сколько хотела). А на экзамене была комиссия и она вынуждена была поставить мне пять)) Хотя это был первый и единственный раз, когда меня выгнали с экзамена. У нас класс делился на две смены (экзамен по истории и обществоведению был устный, — это для тех, кто ЕГЭ сдавал), первая смена приходила с утра, а вторая к двум часам. Я была в первой смене. Нас всех посадили готовиться, и вдруг Лилёк уставилась на меня и сказала: ты громко орешь, вон из класса. И я пошла вон. Но нервы к тому времени у меня были уже настолько закалены, что таким вот "вон" меня было не прошибить. Я села на подоконник в коридоре и начала думать: поплакать, может. Но что-то не хотелось. И тут мимо проходила учительница литературы (не наша), и, увидев меня на подоконнике, сразу спросила: Лилёк? Я кивнула. Она сказала: ну и хрен с ней, пошли чай пить. И эта добрая женщина (по совместительству мама моей одноклассницы) поила меня чаем, пока не подошло время второй смены.
И я тут могу продолжать и продолжать!.. Может быть, мне давно надо было это выплеснуть в терапевтических целях...
На первом курсе, чувствуя себя после школы невидимой и свободной и тем не менее алкая мщения, я в галифе и кепке с октябрятским значком во лбу и еще десятком по бокам, приперлась в школу с боевыми подругами. Встретила меня завуч и сразу сказала: "к Лилии Николаевне? А ее нет". Не знаю, не было ли ее на самом деле. Но не дала мне взять грех на душу. За что ей (завучу) отдельное спасибо.
Теперь вот конечно достаточно подленько квитаться в блогах. И мыслимо ли это было для учителей той поры. Но я испытываю мстительную радость. Одно дело быть просто крысой, — много чего можно списать на плохой характер, климакс, трудную жизнь — и простить. Но совсем другое — быть отрефлексированным садистом. Мне не стыдно за это мщение, Лилия Николаевна.