Забубенные сны мне снятся в последнее время.
Как-то недавно приснилось, что я прыгнула со скалы. Точно как описано у Кастанеды! Причем, Кастанеду я перечитывала год назад. С чего бы? Но это было так классно, что просто никакими словами не передать! По светящимся нитям, которые шли "из меня" (скорее, "через меня") вниз, в пропасть, по параболе, — я даже не прыгнула и не упала тем более, и даже не соскользнула, а как-то очень легко и при этом упруго переместилась на самое дно. А потом по зеркальному отражению этой параболы взлетела на соседнюю скалу — как бы втянулась к основанию нити, к ее креплению на вершине. И единственным чувством было удивление от легкости совершаемого. Ни страха, ни восторга, ни... никаких сверх-эмоций. Просто спустилась и вознеслась, не понимая, что за сложность видят в этом трюке. Надо же
читать дальшеА сегодня сон был другого рода. Очень длинный и с великим множеством деталей. Что меня удивило больше всего: там было несколько сюжетных линий, и к концу они стали сходиться. И сон не закончился, пока все ружья не выстрелили и все нити не сошлись в единый финал. И каким-то краем сознания я этим страшно восхищалась.
Всё рассказывать не буду, а только один сюжет.
Мы сидим в ростовской квартире на кухне. Мама, сестра и я. А Илья с Полиной где-то в одной из комнат. Квартира у нас удивительно светлая (в отличие от нынешней, в которой всегда сумрак) и окно кухни выходит прямо в парк. И вот из парка выезжает танк, останавливается прямо напротив наших окон (мы на низком втором этаже), разворачивает дуло к нам в кухонное окно и... И я с таким смешком говорю: "надо же, как всё неожиданно кончится... Ну, до свиданья, что ли..." Понимаю, что надо сказать "прощайте", но как-то не могу из себя выдавить. И тут танк стреляет. Происходит какое-то пщщщщ и осечка. И тогда я встаю и бегу в комнату — не чтобы спрятаться, а чтобы быть со всей семьей. Куда тут спрячешься. Мама и сестра тоже бегут из кухни. И я говорю: надо пока они не выстрелили еще раз, срочно открыть клетку попугаю, чтобы он не умер тут от голода и жажды, если нас всех убьют...
На этом, пожалуй, прекращу дозволенные речи.
Записывать сны — дело самое неблагодарное из всех неблагодарных.