Не знаю, можно ли вообще к этому привыкнуть. И не знаю, что делать, чтобы самой не дожить до такого...
***
Мама просто сидит с закрытыми глазами. В принципе, реагирует, но очень вяло. Сижу, глажу ее. Подходит молоденькая новенькая сиделка. Говорит: привезите, пожалуйста, шампунь и мочалку. Я только челюстью клацаю, потому что мочалку я недавно привозила. Говорю: как же так, была же мочалка. Тут подходит бывалая сиделка и говорит молодой: ты чо? Есть мочалка! Только она там-то лежит, а не в тумбочке. Мы убрали, потому что Светлана Васильевна от нее откусила кусок. Наверное думала, что это печенье.
***
Просидела там минут сорок под непрерывные взывания бабушки, привязанной к креслу-каталке. Бабушка совсем старенькая, и там она новенькая. И вот она так жалобно к каждой проходящей мимо сиделке: "Извините, послушайте меня, пожалуйста!" Все просто молча проходят, полностью игнорируя. Потом она уже на истерической ноте: "я хочу писать! Я очень хочу писать!" И опять молчание, хотя две сиделки сидят прямо рядом. Я уже как уж на сковородке. Но что я сделаю, если они сами всё слышат. Бабушка начинает бить ладонью по столу. Тогда ей говорят: "Елена Сергеевна, у вас памперс, писайте в памперс, никто вас в туалет не повезет". "Я не понимаю", — плачет бабушка. — "Что вы хотите, чтобы я уписалась? Отведите меня в туалет!" "Успокойтесь, вы тут не одна, не мешайте другим людям", — равнодушно отвечают сиделки. И так всё в цикле... Я ушла, а оно так и продолжалось.
Я думаю, если я попаду в ад, то он для меня будет именно таким. В тяжелых душных снах я постоянно ищу туалет и не нахожу. А для этой несчастной Елены Сергеевны это явь.
***
Когда я говорю психологу, что я на это не подписывалась, и почему у человека нет права выбора, рождаться ему или нет, он только смеется. Но что-то мне не смешно.
Не, на самом деле, он не смеется, но и ответить ничего не может. А что тут ответишь?