На плечах гигантов, на спинах электронов
Но сперва эпиграф.
Это, так сказать, угадайте что:

А это, соответственно, «космический тюбик».

Один аксессуар экипировки космонавтов казался мне особенно загадочным. Они несли с собой маленькие, пузатые чемоданчики, которые блестели на солнце сталью и титаном. Меня очень занимал вопрос, что же могло находиться внутри. Может быть, звездные карты? Кодовые таблицы? Секретное оружие? Запас кислорода для чрезвычайных ситуаций? Я долго не решался спросить об этом взрослых; по опыту зная, что после их объяснений мир редко становился интереснее. Когда я все же не выдержал, ответ был ошеломляющим. «Чемодан?» — переспросил один из сидящих у телевизора. «Так он для говна. Видишь, от него шланг к скафандру идет. Космонавты ведь тоже люди.»
Виктор Пелевин. Код мира
Это, так сказать, угадайте что:

А это, соответственно, «космический тюбик».

Первая, кстати - это то, чем занимался Воловиц в ТБВ.
Gato Grande, да, Пелевин умеет! Такие вещи у меня как-то застревают в голове и потом при всяком удобном случае вспоминаются!
Вот, вчера проходила мимо памятной таблички Жербунову и Барболину.
Всё хочу прийти туда днем и сфотографировать и всё никак!
Когда первый раз увидела, прыгала там от восторга!
А это фото не мое. И текст ниже вставлю тоже не свой )
У следующего дома по Твербулю.
Здесь
во время октябрьских боев
1917 года
при взятии дома градоначальника
героически погибли
члены союза
рабочей молодежи товарищи
ЖЕБРУНОВ и БАРБОЛИН
Многие поклонники Пелевина впадают в ступор, когда видят эту табличку. Фрагмент из “Чапаев и Пустота” (одна из фамилий намеренно или случайно немного изменена автором):
«Тов. Фанерный! Немедленно поезжайте в музыкальную табакерку провести нашу линию. Для содействия посылаю Жербунова и Барболина. Товарищи опытные. Бабаясин.»
Под текстом была неразборчивая печать. Пока я думал, что мне говорить, они сели за стол.
— Шофер внизу — ваш? — спросил я.
— Наш, — сказал усатый. — А машину твою возьмем. Тебя как звать?
— Петр, — сказал я, и чуть не прикусил язык.
— Я Жербунов, — сказал пожилой и усатый.
— Барболин, — представился молодой. Голос у него был нежный и почти женский.
Я сел за стол напротив них. Жербунов налил три стакана водки, подвинул один ко мне и поднял на меня глаза. Я понял, что он чего-то ждет.
— Ну что, — сказал я, берясь за свой стакан, — как говорится, за победу мировой революции!
Мой тост не вызвал у них энтузиазма .
— За победу оно конечно, — сказал Барболин, — а марафет?
— Какой марафет? — спросил я.
— Ты дурочку не валяй, — строго сказал Жербунов, — нам Бабаясин говорил, что тебе сегодня жестянку выдали.
— Ах, так вы про кокаин говорите, — догадался я и полез в саквояж за банкой. — А то ведь «марафет», товарищи, слово многозначное. Может, вы эфиру хотите, как Вильям Джеймс.
— Кто такой? — спросил Барболин, беря жестянку в свою широкую и грубую ладонь.
— Английский товарищ.
Жербунов недоверчиво хмыкнул, а у Барболина на лице на миг отобразилось одно из тех чувств, которые так любили запечатлевать русские художники девятнадцатого века, создавая народные типы, — что вот есть где-то большой и загадочный мир, и столько в нем непонятного и влекущего, и не то что всерьез надеешься когда-нибудь туда попасть, а просто тянет иногда помечтать о несбыточном.
Реальным Жебрунову и Барболину тогда было 19 и 20 лет.
moscowwalks.ru/2010/09/29/detali-tverskoi/